Новой газетыВ 2005 окончила художественно-графический факультет Новосибирского государственного педагогического университета. В этом же году переехала в Санкт-Петербург, три года работала дизайнером полиграфии. С 2008 по 2012 год — фотограф-фрилансер, коммерческая фотография. С 2012 по 2014 год училась на факультете фотокорреспондентов им. Ю. А. Гальперина, Санкт-Петербург. Получила «Золотую марку» за лучший дипломный проект. С 2013 года и по сей день работает фотографом в «Новой газете» в Санкт-Петербурге. Кроме «Новой газеты» публиковалась в «Русском репортере», «Огоньке», интернет-газете «Бумага» и на Liberty.su.
Место
«Треугольник» — предприятие, появившееся в середине XIX века. Корпус, в котором находится репетиционная точка, где играет и временно живет Данила, занимался производством воланчиков и теннисных мячей. С приходом советской власти его переименовали в «Красный треугольник». После распада Советского Союза завод пришел в запустение, но все равно функционирует. Сейчас на территории «Красного треугольника» работают бетонный завод и котельная. Остальные помещения сдаются в аренду. Корпус, в котором находится репетиционная точка, занимался производством воланчиков и теннисных мячей.
Пожалуй, я никогда не стану ментом
Данила Бендарик родился 8 июня 1991 года в Ленинграде.
Окончил Санкт-Петербургский государственный институт кино и телевидения. Специальность: инженер аудиовизуальной техники. Работает звукооператором в школе № 51, монтировщиком на мюзиклах.
Гражданская жена — Шапулина Олеся Владимировна.
Сын, Бендарик Егор Данилович, родился 10 сентября 2013 года, назван в честь Егора Летова.
Интервью
Видеофрагмент
Текст
Назовите три характеристики своей страны.
Чего вы больше всего боитесь?
Чего вы никогда не сделаете?
Назовите три характеристики своей страны.
Многонациональная. Северная. Самобытная.
Чего вы больше всего боитесь?
Стать недееспособным, но при этом остаться живым. Стать инвалидом.
Чего вы никогда не сделаете?
Пожалуй, я никогда не стану ментом.
Сумма наличных денег при себе, без которой вы чувствуете себя некомфортно?
Примерно 200–300 рублей, чтобы куда-то доехать, купить воды и пачку сигарет. Грубо говоря, функционировать. Если у меня этих денег не будет, то я никуда и не поеду.
На что ежедневно не хватает времени?
Мне не хватает нескольких часов на спокойное чтение книг. Я все равно читаю, но я делаю это хаотично, урывками. У меня нет возможности подумать, прочитать не одну главу, а полкниги.
Элемент комфорта, без которого труднее всего обойтись?
Нет такого элемента. Я человек, ведущий спартанский образ жизни. Вещь, без которой я не могу обойтись, — это сигареты.
Ваша любимая семейная легенда?
Семью моей бабушки, маминой мамы, сослали в 1931 году из Саратова. Они оказались в городе Пскент Ташкентской области. В их семье было шесть детей, а доехала только моя бабушка.
Потом началась война, и ее отправили разбирать разрушения, которые остались после Сталинградской битвы. Бабушка увидела, что там происходило, и дезертировала оттуда, снова в Пскент. Участковый в Пскенте помог ей скрыть дезертирство, в то время это было расстрельное дело. Он тоже оказался ссыльным. Благодаря этому я и появился на свет.
Потом началась война, и ее отправили разбирать разрушения, которые остались после Сталинградской битвы. Бабушка увидела, что там происходило, и дезертировала оттуда, снова в Пскент. Участковый в Пскенте помог ей скрыть дезертирство, в то время это было расстрельное дело. Он тоже оказался ссыльным. Благодаря этому я и появился на свет.
Что вы помните/знаете о Советском Союзе?
О Советском Союзе знаю очень многое, но ничего не помню, так как я родился после его распада. Самое впечатляющее явление для меня — это восстановление страны после Великой Отечественной войны. Когда за какие-то 10–20 лет население страны переместилось с улиц в отдельные квартиры, которые сейчас называют хрущевками и плюются.
Если бы вы голосовали на референдуме в 1991 году, вы сказали бы «да» или «нет» сохранению СССР как единого государства?
Я бы не пошел голосовать, потому что не важен политический строй. Я и сейчас не хожу на выборы.
Ваша жизнь похожа на жизнь родителей в вашем возрасте?
Тогда было проще, как мне представляется. Моим родителям дали квартиру, в которой я родился и вырос, в 1986 году бесплатно. Мне сейчас такую квартиру непонятно за какие заслуги могут дать.
Я наблюдал из окон расстрел своего соседа из автомата Калашникова. Соседи занимались наркоторговлей. Я приходил из школы, переступал через тела наркоманов, у которых была передозировка. Сейчас такого нет.
Я рос без отца, его убили. Я учился в вузе, и, вместо того чтобы посвящать полностью себя учебе, я пошел работать. Отец мой учился в высшем учебном заведении как раз на закате Советского Союза. Он уже отслужил в армии, работал. И в возрасте поступил в вуз. При этом он умудрялся поддерживать семью — мою мать и мою сестру. Я не смог этого сделать.
Я наблюдал из окон расстрел своего соседа из автомата Калашникова. Соседи занимались наркоторговлей. Я приходил из школы, переступал через тела наркоманов, у которых была передозировка. Сейчас такого нет.
Я рос без отца, его убили. Я учился в вузе, и, вместо того чтобы посвящать полностью себя учебе, я пошел работать. Отец мой учился в высшем учебном заведении как раз на закате Советского Союза. Он уже отслужил в армии, работал. И в возрасте поступил в вуз. При этом он умудрялся поддерживать семью — мою мать и мою сестру. Я не смог этого сделать.
Вы счастливый человек?
Я не счастливый человек.
«Мы ползем»
Из рассказа, написанного Данилой
Мы ползём… Только кто «мы»? И куда мы ползём?
Мы ползём вверх или вниз? Впёред или назад? Точно не могу понять. Но я знаю, что ползём. Я это понимаю, потому что чувствую какие-то изменения, именно чувствую, ибо ни видеть, ни слышать я не могу.
Но кто «мы»? Есть я, потому что я себя ощущаю, но я не ощущаю никого вокруг. Но ползём же мы вместе! Парадокс какой-то. Кто мы? Зачем мы? Почему мы? И почему мы всё время продолжаем ползти?
Нас же никто не заставляет. Но мы ползём.
Иногда возникает чувство, что ползём мы по сырой земле, немного в неё углубившись, как бы прорывая себе дорогу, немного закапываясь, погружаясь в эту сырость, ничего кроме этого не ощущая, ибо это чувство настолько ярко, осязаемо, что перебивает все остальные чувства, эмоции, страхи, не связанные с этой землёй.
И вот я продолжаю ползти. Ползу вперёд, а может назад. Может вверх, а может и вниз. А может, в каком-то таком направлении, о котором я не могу даже подумать. Только потому, что я ползу в своём строго определенном мирке, со своими законами, со своей аксиоматикой, и не могу видеть себя со стороны, что очень, кстати, хочется. Мне хочется понимать, зачем я ползу. Хотя бы для того, чтобы можно было зарыться с чувством удовлетворения оттого, что ты всё здесь понял, всё ощутил, всё услышал. Неизвестность – она и есть неизвестность, с ней же всё понятно, она неизвестна, там и понимать нечего, а здесь вроде как и не неизвестность, потому что ползём мы не просто так, не потому что мы какие-то машины, ведь машины бы не стали думать о таких вещах, да и не могут они вовсе думать.
А периоды твоего погружения в неизвестность становятся всё чаще, и с каждым разом всё болезненней возвращаться в эту ощущаемую действительность, больнее её воспринимать. И хочется закопаться насовсем, но в самый последний момент тебя что-то останавливает, возвращает в эту реальность, сильно бьёт по голове, и на какое-то время всё сразу становится понятно, осязаемо и так логично, что уже не хочется погружаться, а хочется наоборот взлететь! Но почему-то это чувство проходит так же внезапно, как и приходит.
Фотограф истории